Эксперименты с риском для жизни
Больше всего Фредерику Прескотту хотелось немедленно прекратить эксперимент, чтобы прервать нестерпимые мучения. Пульс у него участился, артериальное давление угрожающе повысилось. В глотке собралось большое количество слюны и вязкой слизи, а проглотить эту отвратительную жижу он не мог. У него возникло такое чувство, что воздух иссяк и дышать больше нечем – не оставалось ничего другого, как задохнуться или захлебнуться собственной слюной. Но ужасного состояния подопытного никто не замечал, да и не мог заметить. Фредерик Прескотт лежал неподвижно на койке, не в силах даже застонать и пальцем пошевелить. Его мускулатура была полностью парализована.
Британский врач Фредерик Прескотт в 1944 году проводил рискованный эксперимент: ему ввели дозу d-тубокурарина хлорида. Это легко растворимый в воде белый кристаллический порошок, который представляет собой действующее вещество биологического яда кураре. Этот яд оказывает парализующее действие на нервную систему и мышцы. Индейцы Южной Америки смазывали им наконечники своих стрел, превращая их в смертоносное оружие. Прескотт был убежден, что кураре можно использовать в качестве обезболивающего средства. Однако парализованный врач в течение всего эксперимента оставался в сознании и даже почувствовал несильную боль, когда коллега оторвал прилепленный на его кожу пластырь. Опыт Прескотта доказал только то, что отравление ядом кураре приводит к невыносимым страданиям.
Фредерик Прескотт, отважно подвергавший себя ради науки смертельной опасности, не был ни первым, ни единственным самоотверженным исследователем. Врачи, профессора и дилетанты-самоучки не раз буквально приносили в жертву собственные тела для научных целей. Они добровольно, в порядке эксперимента, шли на виселицу, заключали себя в герметичную камеру, из которой постепенно откачивали воздух, испытывали на себе перегрузки, наступающие в момент запуска ракеты. Они даже пачкали свое тело калом и пили кровь больных, чтобы выяснить способ заражения потенциально смертельными болезнями.
Некоторые из этих чудаков мечтали о славе или хотели добиться решающего прорыва в научных исследованиях. Другие экспериментаторы были одинокими, замкнутыми индивидуалистами, сосредоточенными на безумной идее, над которой язвительно насмехались более практичные и удачливые коллеги. Иногда автор научной работы просто-напросто больше доверял собственным ощущениям, чем отчетам третьих лиц, поэтому ставил опыты на себе. Рискованные опыты давали самые разные результаты – от Нобелевской премии до бесславной и скорой кончины.
Немилосердно мучил себя в 1892 году профессор гигиены из Мюнхена Макс фон Петтенкофер. Он служил науке, по собственным словам, «как доблестный солдат на поле боя»: 74-летний профессор на глазах у потрясенных студентов залпом выпил стакан с миллиардом холерных вибрионов. Возбудителей холеры открыл Роберт Кох в 1883 году. Петтенкофер хотел окончательно доказать своему давнему сопернику Коху, что холерные бациллы не могут быть главной причиной возникновения болезни, что гораздо важнее окружающая среда и состав почвы.
Профессор Петтенкофер остался жив, но перенес острое кишечное расстройство. Успешное завершение опасного эксперимента утвердило его в правоте предположения о причинах заболевания, но на самом деле он ошибался. По всей вероятности, Петтенкофер много лет назад уже был инфицирован холерой, в организме выработались иммунные антитела, и поэтому болезнь протекала относительно легко.
Студент-медик Стаббинс Фирф приступил к рискованным опытам на своем организме в самом начале карьеры. Амбициозный восемнадцатилетний юноша решил доказать, что желтая лихорадка не передается от человека к человеку. Это предположение и без его усилий считалось наиболее вероятным, поскольку болезнь распространялась волнами и не зависела от прямых контактов с больными. Но Стаббинс Фирф 4 октября 1802 года прибег к самым радикальным мерам для получения доказательств своей правоты.
Будущий доктор сделал глубокие надрезы на собственном теле в двадцати местах и закапал в свежие раны рвотную жидкость от пациентов, больных желтой лихорадкой. Ничего с ним от этого не случилось, он не заболел. Потом Фирф поставил миску с рвотными массами на горячую плиту и вдыхал их испарения. Кроме того, из непереваренного содержимого желудков тех же больных он слепил комочки и глотал их в неразбавленном виде. Студент скрупулезно записал в дневнике опыта, что он «последовательно увеличивал количество принимаемой субстанции с половины унции до двух унций» (56 граммов).
Экспериментатор не заразился и продолжил аналогичные опыты с мочой, слюной и кровью больных желтой лихорадкой, которые он «в изрядном количестве» принимал внутрь через рот или вводил в открытые раны. После всех неприятных процедур Стаббинс Фирф остался совершенно здоровым. Никакой пользы из этих опытов начинающий ученый не извлек, потому что он ничего не знал о комарах, переносящих вирус – возбудитель желтой лихорадки. Он также не подозревал, что сам лишь по счастливой случайности избежал заражения опасной болезнью, ведь инфицирование через открытую рану кровью больного вполне возможно.
Румынский врач, специалист по судебно-медицинской экспертизе, Николае Миновичи в начале ХХ века повесился ради эксперимента 12 раз. Он не сразу решился сунуть голову в петлю, долго готовился и, разумеется, позаботился о том, чтобы ассистенты спасли его от смерти. После опыта Миновичи записал: «Лицо покраснело, потом посинело, перед глазами поплыла мутная пелена, очертания видимых предметов утратили четкость, в ушах послышался свист». Он выдерживал в петле от четырех до пяти секунд, только один раз довел продолжительность опыта до 26 секунд. Вследствие «удавления в петле» он получил разнообразные повреждения. «Переломы гортани и подъязычной кости почти неизбежны», – констатировал доктор, как только смог отдышаться. Его сознание оставалось достаточно ясным, несмотря на адскую боль и многочисленные кровоизлияния. Миновичи пришел к выводу, что большинство повешенных умирают не от удушья, а от прекращения кровоснабжения головного мозга.
Разница между серьезной будничной работой ради расширения научного познания и бьющими на эффект актами самопожертвования, в сущности, невелика. Так, например, солидный физиолог-невролог Шарль-Эдуар Броун-Секар в 1889 году в Париже взял семенные яички молодого кобеля, растер в однородную массу, разбавил дистиллированной водой и сделал себе этой смесью внутримышечную инъекцию в качестве омолаживающего средства. Довольно скоро он якобы почувствовал прилив сил. Исследователь сделал такое наблюдение на основании измерения струи при мочеиспускании. Струя мочи явно удлинилась, «от начала и до той точки, в которой она достигала дна писсуара».
Когда Броун-Секар туманно намекнул о повышении своих сексуальных возможностей, во французской столице начался подлинный ажиотаж и появился невероятно высокий спрос на «омолаживающие процедуры». Автор методики потерял контроль над развернувшейся практикой омоложения. Ловкие эскулапы и шарлатаны ссылались в своей практике на Броун-Секара, который не имел ни малейшего понятия о том, что они делали. Отрезвление наступило совсем скоро: многие пациенты после курса инъекций вытяжками из яичек животных получили тяжелое заражение крови.
Опыты на собственном теле иногда заканчивались трагически. Хирург Уильям Стюарт Халстед экспериментировал с кокаином в качестве обезболивающего средства и пристрастился к наркотику. Англичанин Эндрю Уайт предполагал, что малярия делает больного невосприимчивым к чуме. Он ввел себе возбудители обоих заболеваний и через несколько дней умер. Студент-медик из Перу Даниэль Алсидес Каррион тоже использовал себя в качестве подопытного волонтера и намеренно заразился широко распространенной на его родине кожной болезнью перуанская бородавка. Через 39 дней молодой человек умер от лихорадки Ороя.
Самоотверженный студент своей смертью помог коллегам выявить прямую связь между этими двумя инфекционными заболеваниями. Впоследствии было доказано, что кожную болезнь и лихорадку Ороя вызывает одна и та же бацилла. Лихорадка Ороя с трудом поддается лечению, дает высокий процент смертельных исходов. А перуанские бородавки поражают выздоравливающих от лихорадки Ороя или страдающих хронической формой этой страшной болезни. Даниэля Алсидеса Карриона в Перу почитают как мученика и героя. Такой почет, хотя бы посмертный, достался далеко не всем исследователям, принесшим себя в жертву прогрессу медицины. Коллеги нередко снисходительно посмеивались над ними и обвиняли в отсутствии профессионализма.
Так случилось с немцем Вернером Форсманном, который предпринял, пожалуй, самый известный в истории опыт на самом себе. Его начальник позднее охарактеризовал поступок подчиненного как «глупое цирковое представление», совершенно недостойное медицинской науки. Благожелательные коллеги предупреждали Форсманна, простого провинциального врача из Эберсвальде, что из-за своего эксперимента его, пожалуй, ожидает другая карьера, но не в клинике, а в каторжной тюрьме. Что же натворил Форсманн?
В 1929 году 25-летний младший ординатор осуществил свою мечту. Он проткнул вену на своей левой руке и ввел туда длинную тонкую и гибкую трубку, смазанную стерильным оливковым маслом. Он продвигал конец трубки все дальше и дальше, прямо к сердцу. Он не чувствовал боли, «только прилив тепла», как он потом рассказывал. Во время своего эксперимента врач спустился ниже этажом, где находилась рентгеновская установка. Там он попросил сделать снимок, которым намеревался поразить весь мир. Форсманн действительно впервые в истории медицины ввел в сердце катетер для зондирования.
Средства массовой информации превозносили до небес героический поступок молодого врача. Сенсационная информация обрастала подробностями. Руководство клиники, как сообщалось в прессе, запретило эксперимент. Перед самым началом опыта медицинская сестра хотела его остановить и даже предложила себя в качестве подопытного кролика. Форсманн для виду согласился, а когда медсестра улеглась на операционный стол, он, как полагается, пристегнул ее ремнями, чтобы не мешала, и приступил к операции – на себе.
Медицинское сообщество игнорировало самодеятельность строптивого молодого врача, хотя он успешно провел еще десять опытов и существенно продвинулся к своей цели –улучшению диагностики сердца. После неудачных попыток получить постоянную должность в берлинской университетской клинике Форсманн снова вернулся в провинциальную больницу Августы-Виктории в Эберсвальде. В тридцатых годах он переквалифицировался в уролога, а во время Второй мировой войны служил хирургом в военном госпитале. На целых 27 лет о его ценном для науки и практической медицины эксперименте почти забыли. Но награда нашла-таки героя: в 1956 году Вернер Форсманн неожиданно получил Нобелевскую премию в области медицины.
Виктор Ивашин, по материалам зарубежной прессы «Секретные материалы 20 века» №11(319), 2011
